Может казаться, что птицы не кормятся, а лишь движутся по лесу в поисках более кормных мест. Но стоит такой стайке встретить на своем пути куртинку усохших рябин, ольх и осин, и птицы преображаются.
Они рассаживаются на ветвях и с возбужденным свистом начинают отщипывать и ронять на землю чешуйки отставшей и засохшей коры. Каким удивительным шорохом наполняется еще минуту назад погруженный в полную тишину лес.
Кажется, что ожили сами ветви, листики и кора деревьев. Шуршание раздается со всех сторон. И если вы присели где-нибудь за пеньке в таком умирающем лесу, то на вас пыльным сухим дождем вдруг посыплются сверху десятки и сотни, а потом и тысячи мелких чешуек. Кажется, будто под каждой из этих тысяч чешуек птицы находят множество личинок, кладок яиц, коконов и самих отложивших их паучков. Наблюдая за действиями гаички, только в таких ситуациях начинаешь вдруг понимать, как тонко приспособлен и клюв, и каждое движение птицы именно к этой необыкновенной работе.
Такие экологически тонкие наблюдения не только позволяют увидеть птицу с совершенно новой стороны. Они дают возможность более тонко выявить и оценить часто уникальный характер адаптивного поведения. Именно от них начинается в современной науке тропинка, ведущая в глубины дарвиновского видения и понимания мира. В конечном счете, пример с черноголовой гаичкой — лишь удачный повод для обсуждения, а потом и изучения новых проблем. Он позволяет понять, как от частных и, казалось бы, пустяковых деталей тянется невидимая нить к законам адаптивного развития жизни. Опираясь на тончайшие адаптации каждого вида, человек, преобразуя мир, сможет не только сохранить его, но и сознательно улучшить, а во многих случаях и возродить разрушенный самим же человеком или неумолимым временем неповторимый мир каждого отдельного вида.
Когда придет время (а оно неотвратимо наступает на наших глазах) и мы примем решение сохранить и приумножить удивительных американских императорских дятлов, множество гибнущих попугаев и т. д., первое, с чего мы должны будем начать, — это с сохранения старых дуплистых деревьев, которых все меньше и меньше остается в наших «культурных» лесах. Если наступит время сохранять гаичек, и для них мы должны будем оставлять гибнущие деревья, которые дают им не только обильный и постоянный корм, но и возможность найти или выщипать в мягкой трухлявой древесине умершего дерева гнездовое дупло.
Пример черноголовой гаички (одного из наиболее древних видов этой семьи) показывает, какую важную роль в становлении и развитии этой группы сыграли сырые лиственные леса со слабой неволокнистой корой, мягкой и склонной к быстрому гниению древесиной, в которой даже этим небольшим и относительно слабым птицам удается выщипать надежно защищающее их от хищников и непогоды дупло. Это, видимо, наиболее глубокие и важные адаптивные особенности всей группы. Даже те гаички, которые сами и не выщипывают дупел (а многие исследователи склоняются к мысли, что черноголовая гаичка не щиплет дупла), все же, повидимому, сохраняют этот инстинкт. Иначе бы не было и других наблюдений, в которых отмечается, что либо в отдельных случаях, либо только некоторые из этих птиц все же сами выщипывают или расширяют чужое, достраивают новое найденное дупло.